БОМЖ

Человека, роющегося в мусорном бачке, звали дядя Ваня. По внешнему виду можно было определить, что он относится к самому низшему пласту жителей города: к бомжам. На нем было надето длинное старомодное пальто, на котором не хватало полрукава, кепка с дырой на макушке и два разных ботинка. В руках он держал пакет, в котором позвякивали бутылки. По характерно издаваемому ими звону можно было определить, что они пустые и, скорее всего, он собирается нести их в пункт приема стеклотары. Однако  не хватало пары штук для необходимой суммы, и поэтому дядя Ваня рылся в мусорном бачке, ведь был предусмотрен отказ от вывоза мусора стальными контейнерами. И вот его старания увенчались успехом — рука, наконец, нащупала заветную последнюю бутылку. Скинув прилипшую банановую кожуру, он аккуратно уложил ее в пакет. «Все. На сегодня работать хватит», — и,  поплотнее запахнув пальто, зашагал в сторону пункта  приема стеклотары.

Он не любил ходить по большим улицам. Видя, как люди брезгливо на него смотрят, стараясь идти по краю тротуара, ему становилось неловко и тоскливо. Ему хотелось закричать: «Я же не виноват, что я такой! Я же не виноват, что у меня сгорел дом, сгорели документы, сгорела жизнь…».

Вот и заветное здание с надписью на вывеске «Пункт приема стеклотары». Бродягу здесь знали. Уже в течение двух лет он сдает бутылки только сюда.

— О, дядя Ваня, бутылки принес. Ну, давай, — наверное, только здесь его называли по имени.

Пересчитав бутылки, приемщик стеклотары произвел расчет. Дядя Ваня прижмурился, пересчитывая бумажки. «Зрение уже никудышное», — отметил он про себя. Цифры, казалось, играли с ним  в прятки: они, то сливались в одну линию, то опять расплывались. Но, наконец, дядя Ваня справился с этой задачей. Он кивнул приемщику, мол, все правильно, и зашагал к «дому». Домом назывался подвал одной из многоэтажек, на двери которого почему-то не было замка. Из-за холода и темноты, а на дворе уже была  все-таки середина октября, он невольно ускорял шаг. Прохожие, как всегда, шарахались в разные стороны.  По пути он зашел в магазин и купил булку хлеба и молока — это все, на что у него хватило денег, это и будет его ужином…

Вот и «родная» многоэтажка. Дядя Ваня положил ужин в карман и дернул дверь подвала. Из темноты пахнуло теплом и… запахом крыс. Он на ощупь подошел к своей «кровати» — куче тряпья в углу. Запалив свечку,  он начал жевать хлеб: как же давно он не елнормальной еды? Так давно, что даже забыл ее вкус! Закончив с ужином, он задул свечу и укутался в свою кучу тряпья, размышляя: куда же завтра пойти собирать бутылки. Под эти мысли дядя Ваня уснул…

Разбудил его хлопок двери подвала и последовавшие  слова:

— Ну, что, давай тут?

Дядя Ваня приподнял голову, всматриваясь в темноту. Судя по заплетающемуся языку, владелец голоса был пьян.

— Только свет включи, — ответили ему.

— Вряд ли тут свет будет, лампочки бомжи, наверное, везде повыкручивали, — это был третий голос. Какой-то простуженно-охрипший. От него исходила неприязнь..

Дяде Ване стало страшно. Он понимал, что если эти трое парней заметят его, то ему будет плохо, очень плохо. Он молил Бога, чтобы лампочка была перегоревшая. Но мольбам не суждено было сбыться. В тишине раздался щелчок, и тусклый свет осветил помещение подвала. Дядя Ваня увидел троих стоявших около двери парней.

— Вот видишь, а ты говоришь, повыкручивали. Доставай водку, — сказал один из парней.

Он обвёл мутным взглядом комнату, его глаза остановились на лежащем в куче тряпья человеке.

— О, бомж! — неизвестно чему заулыбался парень.

Остальные два парня тоже посмотрели в сторону дяди Вани. Обладатель простуженного голоса шагнул ему навстречу:

— Ты зачем лампочки в подвалах выкручиваешь?

Но ответ уже никого не интересовал…

Кто-то из мудрых сказал: человек может привыкнуть ко всему, кроме несправедливости. И он был прав…

Алексей

Шидловский.